В современной культуре в основе представлений о труде лежат две крайности: с одной стороны, труд может рассматриваться как полное отрицание человеком самого себя, низведение до уровня животных. С другой стороны, труд может выступать как форма самореализации и самообожествления.

Ниже мы рассмотрим несколько ведущих концепций "философии труда", оказавших решающее влияние на облик современной цивилизации, и попытаемся выяснить, чем же на самом деле является труд, какое значение в жизни человека он должен занимать, как нам следует к нему относиться.

В Европе труд как таковой не наделялся особым значением вплоть до XV века, когда доминирующая философия труда претерпела существенные изменения благодаря работам некоторых ведущих мыслителей периода Ренессанса. Новое отношение к труду тесно связано с тем, что в представлениях о Боге на первый план вышло понимание Его как Творца, Создателя вселенной. И, если для античности было характерно видеть богов пассивными и самодостаточными, неким "чистым разумом", то Возрождение акцентирует внимание на Боге-"Ремесленнике" вселенского масштаба, наделенном бесконечной мудростью, властью и силой. Многие философские и богословские труды этого периода описывают Бога как "Divine Artifice", "Supreme Maker", "Mightiest Architect".

Соответственно, изменяется и акцент в идее уподобления человека Богу. Быть "созданным по образу Божьему" означает теперь не только "иметь интеллект", но и "творить", "созидать". Это приводит к ориентации на то, чтобы чисто интеллектуальные размышления находили свое практическое применение. "Проклятие" труда у греков сменяется на диаметрально противоположное: труд становится Божественным призванием.

Эта идея начинает подстегивать человека к развитию творческих сил и возможностей, что также трактуется в свете Божественного повеления, данного Адаму: заботиться о мире, вверенном Богом человеку.

И, как все творение, включая человечество, прославляет Бога за Его мудрость и силу, так и культура отражает человеческую мудрость, с которой он правит этим миром. Поэтому "идеальный человек", созданный "по образу и подобию Божьему", - это не тот, кто способен лишь на размышления и созерцание прекрасного и истинного, но тот, кто прилагает все усилия для того, чтобы "прекрасное и истинное" было воплощено с помощью искусного управления творением. Наша деятельность в мире должна ориентироваться на тот же результат, который описан в книге Бытия: "И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма" (Быт. 1: 31).

Кроме того, работа не только уподобляет нас Богу, но и отличает человека от животных. Животные повторяют одни и те же действия: добывают и заготавливают пищу, спасаются от врагов, используя одни и те же материалы, обустраивают свои жилища... Вся их деятельность подчинена инстинкту и ограничена природными условиями. Совсем иначе обстоит дело с человеком. В своей деятельности мы используем широкий спектр материалов, проявляем изрядную изобретательность, варьирующуюся в зависимости от преследуемых нами целей.

Таким образом, для мыслителей Ренессанса работа стала средством, позволяющим выявить человеческую сущность, проявить свободу и творчество, реализовать определенный суверенитет в руководстве вверенном нам Богом творением.

Понимание Марксом роли труда в жизни человека близко идеям Ренессанса. Маркс считал, что труд проводит существенное различие между человеком и животными: люди способны не только мыслить, но и реализовывать свои замыслы в жизни, то есть трудиться. Однако Маркс пошел дальше в своих размышлениях относительно характеристик труда.

"Подлинно человеческую сущность" выявляет прежде всего труд свободный и творческий, в котором человек видит свое призвание. Творческая деятельность человека не только отличает нас от животных, но позволяет найти истинную самореализацию, истинное удовлетворение. Похоже, что эта деятельность может рассматриваться как самодостаточная, самоценная и способная удовлетворить все основные потребности человеческой натуры.

Мир, сформированный нашими руками, является своеобразным зеркалом, в котором мы можем увидеть свое отражение, то, каковы мы сами: "Если остановимся и внимательно осмотримся вокруг себя, то мы увидим свое отражение в мире, нами самими же созданном". Как артист находит глубокое удовлетворение в искусстве, как свободном выражении своей личности, так и вся человеческая природа обретает удовлетворение своих глубинных потребностей в свободном творческом труде. И, если на низших ступенях развития человеку и приходилось с напряженным усилием противостоять природе, то с развитием технологий нам открыта широкая дорога для самореализации и контроля над окружающим миром.

Соответственно, Маркс, критикуя современную ему социальную реальность, противостоял прежде всего эксплуатации труда рабочих. В период индустриального капитализма тысячи рабочих сосредотачивались вокруг промышленных центров в поисках работы, их условия жизни были невыносимыми: четырнадцатичасовой рабочий день; физическое истощение и умственная деградация; отсутствие образования, медицинского обслуживания и административной защищенности; обостренная криминальная ситуация; алкоголизм; болезни. В этот исторический период работа была лишь "ужасной формой самоотрицания с целью физического выживания".

По мнению Маркса, причина сложившейся экономической ситуации заключается в частном владении средствами производства. Последнее нарушает социальный баланс в обществе, на корню уничтожая возможность для свободной творческой деятельности отдельно взятого индивида, поскольку тот, кто владеет средствами производства, находится в несравненно более выгодном положении. Он является работодателем и диктует условия работы и оплаты. С другой стороны, не владеющий средствами производства оказывается зависимым и экономически уязвимым. В таких условиях свободная самореализация человеческой личности посредством труда прекращается и труд становиться "неизбежной необходимостью", трудом не творческим, но вынужденным.

На фабрике рабочий занимает определенное место в производственном процессе, стабильность которого и позволяет сохранить работу и возможность выжить. Работа, таким образом, выступает не как свободно избираемая творческая деятельность, не как средство контроля человека над миром, но как необходимость, вызванная нищетой и голодом. Соответственно, большинство людей остаются подконтрольными сложившимся в экономике условиям. В этом и состоит суть такого феномена, как "отчуждение труда".

Таким образом, во всех индустриально развитых странах развитие технологий используется не для расширения творческих возможностей отдельно взятого человека, а для увеличения прибыли и создания поколения, по определению Маркса, "рабов зарплаты". И, что Маркс находил наиболее возмутительным в сложившейся ситуации, - возникает извращение понимания предназначения труда в человеческой жизни: человек вынужден работать в условиях, навязанных ему сложившейся экономической ситуацией, которая требует производить одни и те же вещи, из одних и тех материалов, снова и снова. В результате основными характеристиками труда начинают выступать бездумность, монотонность, отсутствие инициативы, бесцельность и бессмысленность.

Отсутствие реализации творческой активности в труде приводит к тому, что человек деградирует и пытается найти удовлетворение в пище, размножении, украшениях и т.п.

Решение проблемы Маркс видит только в одном - в неизбежной экспроприации средств производства и в общественном контроле над ними, поскольку рабочий класс рано или поздно перестанет мириться со своим презренным положением. И когда произойдет революция, средства производства будут использоваться не для увеличения прибыли отдельно взятых людей и не для эксплуатации рабочей силы, но для всеобщего блага. Новая экономическая система будет служить средством для реализации человеческого потенциала - именно в этом и заключается главная задача коммунистического общества. Через революцию человечество обретет самую сущность своего бытия: свободу, независимость, полный контроль над природой.

Таким образом, капитализм саморазрушителен в самих своих основаниях, и ко "всемирной революции" приведет объективный ход истории. Маркс описывает две взаимозависимые причины, определяющие неизбежность наступления революционной ситуации. Первая - это "проблема перепроизводства". Ее суть заключается в следующем. Капиталист, преследуя лишь корыстное увеличение своего собственного капитала, будет стремиться к большему внедрению современного оборудования, которое, с одной стороны, более производительно, с другой стороны, требует лишь одноразового вложения капитала (в отличие от постоянный выплат заработной платы рабочим). В третьих, количество рабочих в процессе производства сокращается. Соответственно, количество выпускаемой продукции увеличивается, рабочих мест становится все меньше, рабочая сила падает в цене, что приводит, в свою очередь, к уменьшению заработной платы. В условиях замкнутой экономической системы складывается ситуация, при которой рынок заполнен готовой продукцией, но ее некому покупать. Число безработных велико, но даже имеющий работу способен приобретать лишь самое необходимое.

Вторая причина вытекает из первой и связана с обнищанием рабочего класса. В этом процессе, по заявлениям Маркса, прослеживается обратная взаимосвязь между прибылью и заработной платой. Чем выше технологичность и производительность производства, тем ниже заработная плата рабочего. Чем больше рабочий производит, тем меньше стоит его труд. "Эта жестокая обратная пропорциональность капитализма с неизбежностью приведет рабочий класс к осознанию необходимости революции". Другими словами, к осознанию того, что "кроме своих цепей ему терять нечего". Поэтому революция, а с ней экспроприация средств производства и перевод их в общественную сферу владения, неизбежны.

"Хотя коммунистическая революция начинается с политических событий, - насильственного захвата политической власти, - они будут знаменовать собой лишь начало всеобщих преобразований. Настоящая революция повлечет за собой длительный процесс социальных и экономических реформ. Политическая власть, приобретенная посредством революционного переворота, будет использована для централизации всей системы производства и установления над ней публичного руководства и контроля. При этом Карл Маркс вовсе не имел ввиду лишение частной собственности отдельно взятого индивидуума" . Речь идет лишь о частной собственности на средства производства, которая, по его мнению, является причиной нестабильности, антагонизма и неравноправия в любом обществе, где есть частные владельцы средств производства: будь то свободные граждане греческих полисов, патриции Римской империи, дворянство средневековья или же современная буржуазия.

Таким образом, обобществление средств производства сделает общество бесклассовым. Благодаря развитию технологий, чему способствует капитализм, человечество будет получать все больший контроль над природой, а, благодаря социальным преобразованиям, освободится от классового рабства. Все это впервые предоставит человечеству возможность полной свободы и самореализации.

Как известно, теория Маркса подвергалась большой критике. Вот некоторые аргументы против воззрений Маркса:

Идея самовыражения и персонального выбора в труде рассматривалась многими аналитиками как ведущая к полному хаосу в экономике.

Более того, весьма сомнительно, чтобы технологии, какими бы развитыми они не были, смогли полностью устранить из труда элемент необходимости.

Невозможно через коллективизацию средств производства устранить классовость общества и вызванный этим антагонизм. Даже при полной коллективизации средств производства необходим орган государственного управления. И поэтому нет и не может быть никакой гарантии, что вновь сформированное правительство не займет освободившуюся нишу доминирующего класса.

Идея всестороннего развития личности посредством творческого подхода к труду полностью игнорирует ограниченность и греховность человеческой природы.

Диаметрально противоположный историческому оптимизму Маркса взгляд предлагает Ле Февр, называя свою точку зрения "типичной и всеохватывающей": "В какие бы одежды мы не наряжали наше представление о труде, но он так и останется необходимым злом: "неприятным средством для достижения приятных целей". В труде человек не найдет своего самовыражения, оно находится где-то вне труда - не в делании денег, но в их трате; не в продуктивной деятельности, но в репродуктивной. Работа не является благом в самом себе, но лишь постольку, поскольку ее результаты делают возможным достижение удовольствия. В конце отчетного рабочего периода предстоит получение заработной платы, что делает возможным получение удовольствия, которое можно купить на заработанные деньги. Цель человеческой жизни заключена в приобретениях, покупках, а не в производительности труда; в удовольствиях, а не в самом труде" .

Следующая фундаментальная теория принадлежит З. Фрейду. Согласно Фрейду, люди - существа, активность которых направлена, прежде всего, на получение удовольствия и избежание боли. Но заложенная в нашем сознании "программа поиска удовольствий" постоянно сталкивается с проблемой обеспечения собственной безопасности. Поэтому, прежде, чем мы сможем во всей полноте вкусить всякого рода наслаждения, нам необходимо предпринять необходимые меры безопасности. По этой причине мы и вынуждены отложить в сторону немедленное удовлетворение всех своих желаний и взяться за работу: за работу по созданию цивилизованного общества, которое предоставит нам необходимую безопасность в этом угрожающем и негостеприимном мире. В свою очередь, нашу долю благ цивилизации нам предоставляют деньги.

Фрейд считал, что само представление о цивилизации проистекает из религиозного воображения, которое человечество культивировало на протяжении всей своей истории: бог или божества стоят над силами природы, которым последняя и подконтрольна. Конечной целью любой религиозной практики является желание заручиться защитой и покровительством богов. Однако прогресс сделал возможным для человека взять контроль над природой в свои руки, и тем самым занять место богов. Однако Фрейд признает, что роль бога не принесла человеку счастья, хотя и избавила от "боли от рук природы".

Для выживания нам также необходимо сотрудничество с другими людьми, а это ведет к еще одной проблеме: проблеме насилия в рамках цивилизации. По утверждению Фрейда, цивилизация полна насилия, так как человек и сегодня остается враждебным и агрессивным "варваром". "Очевидно, человек испытывает известную долю удовлетворения от причинения боли другим. (…) Наш ближний не только помощник и сексуальный партнер, но и также потенциальный объект проявления гнева и агрессивности, объект эксплуатации его трудового потенциала без соответствующей компенсации, сексуального насилия, захвата собственности, унижения, причинения боли, чтобы, в конечном счете, его замучить и убить" .

Фрейд был глубоко убежден, что человек, наряду с врожденным желанием постоянного приобретения удовольствия, равным образом обладает врожденным желанием причинения боли другим - "врожденным насилием". Это является причиной отчужденности людей друг от друга и их асоциального поведения. "Только при строго сдерживаемой сексуальной активности, преобразовывая неиспользуемую, сдерживаемую эротическую энергию в теплую любовь к человечеству, возможно, чтобы порывы агрессии человеческой души нашли конструктивное применение в социальной жизни человека. Для того, чтобы искусственно поддерживать такую "общительность", обществу с необходимостью надо было установить "внутренний мониторинг". Согласно Фрейду, эту функцию и выполняет "супер-эго" каждого человека, и, посредством чувства вины (и некоторыми другими методами) подавляет всяческое недостойное проявление сексуально-агрессивного поведения.

Таким образом, цивилизация обеспечивает защиту от враждебных сил природы, только цена этого очень высока, поскольку условием жизни в цивилизованном обществе является отказ от двух вещей, которые доставляют человеку удовольствие - от неограниченных секса и насилия. Цивилизованному человеку приходится в обмен на привилегии цивилизации платить определенной долей своих "земных радостей". Но в самой этой сделке заключено противоречие: общество требует от нас постоянного отказа от удовлетворения своих сильнейших инстинктов, что делает нас несчастными. С другой стороны, вне пределов цивилизации мы можем "самореализовываться" и "наслаждаться жизнью" как нам только заблагорассудится, но такая жизнь будет неприемлемо короткой. "Цивилизованная жизнь - трагедия. Восприняв на себя образ Бога через осуществление господства над силами природы посредством высоко технологичного труда, мы стали самыми низменными неврастеничными существами. Мы работаем для самосохранения, но работа сама по себе является формой самоотрицания. Цивилизация, изначально задуманная для защиты нас от превратностей природы, сама стала для нас источником страдания. И нет ни малейшей надежды для улучшения ситуации. Проблема заключена в нашей биологической сущности".

Еще одну концепцию труда предложил М. Лютер. Она была сформулирована в XVI в., в период, когда позиция католической церкви в отношении труда была тождественна традициям Средневековья. Соответственно, в перспективе Вечности работа не выступала как нечто значительное, не играла особой роли в достижение человеком конечной цели своей жизни. Труд был прежде всего необходимостью: мы работаем, чтобы есть, и едим, чтобы жить. Но после смерти тело возвращается туда, откуда было взято, - в прах. А вот душа, если ее правильно подготовить к этому "переходу", будет наслаждаться совершенным блаженством в Царстве Божием.

С точки зрения духовного развития и совершенствования, работу можно было рассматривать разве что в качестве орудия аскетической дисциплины: с ее помощью боролись против лени, страстей и воспитывали смирение. Поэтому подлинно религиозная жизнь представлялась возможной только в монастыре. Удалившись от мира, монах через ежедневное посвященное созерцание Бога надеется достичь мистического союза с Ним, что представлялось своеобразным подобием предстоящей вечной жизни.

Сегодня общеизвестно, в чем заключается "революционное открытие" Лютера: спасение совершается не благодаря добрым делам и не через понесенное нами наказание за собственные грехи, но лишь в благодати и милости Бога, предоставившему нам спасение по вере в Его Сына Иисуса Христа. Это не значит, что в жизни христианина нет места добрым делам. Согласно Лютеру, они не являются условием нашего оправдания, но совершаются в знак благодарности, как ответная любовь за милость, прощение, примирение, и оправдание, которое мы уже имеем благодаря земному труду и служению Христа. Именно идея "спасения по вере" вызвала серию очень важных событий, вылившихся в Протестантскую Реформацию.

Для правильного понимания лютеровской концепции "призвания", нам необходимо рассмотреть понимание им понятий "Царство Небесное"" и "царство земное". Под "Царством Небесным" Лютер понимал наши отношения с Богом, основанные на вере. Царство земное - наши взаимоотношения с ближним, основанные на любви. Концепция призвания относится прежде всего к отношениям человека со своими ближними. Если быть более точным, то наше призвание зависит от того положения, которое мы занимаем в обществе. Понятие призвания, по мнению Лютера, не надо сужать рамками оплачиваемой работы, это гораздо более широкое понятие, касающееся всех сфер жизни. Если человек женат, то существует особое призвание во взаимоотношениях с женой; если у него есть дети, то существует особое призвание во взаимоотношениях и с ними; мы - граждане государства, значит, существует особое призвание во взаимоотношениях с властью; мы являемся работодателями - и существует особое призвание во взаимоотношениях с подчиненными; мы работаем сами - и существует особое призвание во взаимоотношениях с работодателем. Одним словом, существует особое призвание для всех сфер жизни. Многообразие видов призвания представляет собой конкретный и специфический способ моего служения ближнему, к чему я и призван божественной заповедью. "Работа сама по себе есть божественное призвание. По этой причине, когда его прихожане спрашивали Лютера о своем призвании от Бога, Лютер не предлагал им удалиться в монастырь, но советовал, чтобы они добросовестно служили своему ближнему в том звании, в которое и поместил их Господь" .

В лекциях, посвященных "Посланию к Галатам", Лютер настаивает, что "все обязанности христианина, такие, как любовь к своей жене, воспитание детей, управление семьей, подчинение властям, и т. п., которые паписты называют мирскими и плотскими - суть плоды Духа. Слепые люди не могут различить между пороком и делами, угодными Богу".

Наше призвание соответствует конкретной жизненной ситуации. Божья воля относительно использования определенных талантов, способностей, времени, которым мы располагаем, заключается в том, чтобы мы использовали их там, где мы находимся, куда Бог поместил нас. И через ежедневное исполнение нами этих обязанностей Бог совершает Свою провиденциальную работу в жизни людей, которые нас окружают, и в этом проявляется наше участие в Божественном провидении.

Понимание Бога как Творца, постоянно присутствующего в жизни отдельной личности и всего человечества, помогло Лютеру провозгласить, что различные призвания - это различные "каналы", учрежденные Богом для проявления Своей любви и заботы о творении. Например, каждое утро, когда мы молимся о ниспослании насущного хлеба, в пекарнях сотни людей уже трудятся, чтобы мы увидели практический отклик на нашу молитву. Поэтому работа имеет свое духовно-религиозное значение. Работа не низводит нас до уровня животных, и не возносит нас до божественных высот, но через работу мы утверждаем свое призвание, выступаем как представители Божьей воли на земле, как проводники благодати, нисходящей от Бога к своему творению.

Лютер провозгласил, что настоящая христианская жизнь, жизнь, основанная на взаимоотношениях с Богом, может быть и должна быть прожита вне стен монастыря. Занимаясь даже самыми незначительными, на наш взгляд, делами, если они направлены на пользу нашим ближним, мы трудимся для славы Божьей. Смысл христианской жизни не просто в том, чтобы прожить жизнь веры. Важна жизнь веры в этом мире.

Таким образом, Лютер утверждает, что нет необходимости удалятся из мира. Нам нет нужды искать Бога в пустынных местах или за стенами монастырей. Сам Господь повелел, чтобы мы видели Его в нищих и страждущих (Мф. 25, 31-46). Поэтому, удаляясь из мира, от ближних, мы тем самым удаляемся от Самого Господа, и, наоборот, в служении ближним мы служим нашему Богу.

Концепция призвания Лютера получила широкий отклик в трудах последующих реформаторов. Особый вклад был сделан Кальвином.

Кальвин, как и Лютер, резко критиковал институт монашества, особенно в том проявлении, в котором он существовал в данный период. Как и Лютер, он видел, что Священное Писание ориентирует религиозную жизнь человека прежде всего на служение ближним, на спасение мира. Поэтому Кальвин критиковал любое проявление "бегства от мира". В работе "Наставления в христианской вере" Кальвин, в частности, пишет: "Наша жизнь только тогда будет подчинена воле Бога и требованиям Закона, когда она всячески нацелена на пользу нашим братьям. И, напротив, во всем Законе нет ничего, дающего человеку какое-то правило насчет того, что он должен или может делать на пользу себе. Это, несомненно, потому, что люди по своей природе склонны любить себя, и не было никакой необходимости давать им предписание разжигать в себе эту любовь, которая и так не знает меры. Очевидно, что не любовь к самим себе, но любовь к Богу и ближнему является исполнением заповедей. Поэтому доброй жизнью живет тот, кто как можно меньше живет для себя. С другой стороны, никто не живет более беззаконно, чем тот, кто живет для себя и думает лишь о собственной выгоде. (…) Любовь, которая вследствие нашей природной испорченности обращена нами на нас самих, должна распространяться вовне, дабы мы были готовы делать добро другим не в меньшей степени, чем самим себе" .

Разъясняя суть понятия "ближний", Кальвин замечает, что под "ближним" "понимается и самый далекий по мирским меркам человек", и поэтому "нам не следует ограничивать заповедь любви только так или иначе близкими нам людьми. Я не отрицаю того, что чем теснее связан с нами человек, тем больше мы должны ему помогать. Человеческая жизнь так устроена, что чем теснее связывающие нас узы - родства, дружбы, соседства, - тем больше у нас общих дел. Это ни в коем случае не является оскорблением Бога, который установил такой порядок Своим промыслом. Но в то же время я утверждаю, что мы должны обнимать своею любовью всех людей без единого исключения, не делая различия между греком и варваром, не взирая на то, "достоин" человек или "не достоин", друг это или враг. Ибо людей следует видеть в Боге, а не самих по себе" .

Наиболее выразительным фрагментом Священного Писания, с помощью которого ярче всего проясняется позицию Кальвина по рассматриваемому нами вопросу, является десятая глава Евангелия от Луки, стихи 38-42: "В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее".

Доминирующим толкованием этих стихов Священного Писания в то время была аллегория, согласно которой в похвале в адрес Марии Иисус превознес жизнь созерцания над жизнью активного служения. Мария только сидела у ног Иисуса и слушала Его наставления, размышляя над ними. С другой стороны, Марфа суетилась на кухне, все ее мысли были заняты тем, что и как приготовить такому почетному гостю. Увидев же, что ее сестра вовсе не помогает ей, она начала жаловаться Господу: "Иль нет Тебе дела?" Согласно толкованию средневековых мыслителей, Иисус с помощью этой ситуации намеревался научить нас тому, что "жизнь созерцания намного превосходней жизни служения в мире".

Кальвин дает противоположное толкование. Он отвергает аллегоризацию образов Марии и Марфы и указывает, что Христос похвалил поведение Марии именно в данный момент времени. Из этого вовсе не следует, что Мария не принимала участия в ежедневном труде и заботах. В Своей земной жизни Христос довольствовался малым и не требовал особого комфорта, и поэтому для Марфы в тот момент, когда Он излагал Свое учение, гораздо важнее было бы не хлопотать об угощении, а, подобно Марии, внимать Ему. Иисус лишь подчеркнул: есть время для работы, а есть время для созерцания и размышлений.

Традиционное толкование, по мнению Кальвина, связано с приверженностью схоластического богословия идеям греческой философии. Поэтому в своем подходе к толкованию данного отрывка Священного Писания он отвергает не просто аллегорический способ толкования, но обращает внимание на фундаментальную разницу в понимании цели и смысла человеческой жизни.

Кальвин отрицал идею трансцендентной удаленности Бога от творения и настаивал на Его имманентности. Свою позицию он поясняет так: "Поистине Господь явил Себя всемогущим и хочет, чтобы мы признали Его всемогущество. Но признали не таким, каким воображают его софисты - бездеятельным, праздным и сонным, - а всегда бодрствующим и деятельным. Всемогущество Божье - это не просто начало движения тварных созданий в общем и несколько неопределенном смысле. Всемогущество Божье непрестанно управляет и руководит всеми частными движениями. Бог именуется всемогущим не потому, что сотворил все сущее и с тех пор пребывает в праздности, и не потому, что своим общим воздействием поддерживает изначально установленный порядок, но потому, что Своим провидением Он управляет небом и землей, устрояя все таким образом, что каждое событие решается в божественном совете" .

Анализируя Псалом 113, стих 11, Кальвин пишет: "Речь идет о твердом решении и намерении Бога. Было бы малоумием толковать слова пророка в духе философских учений - Бог, так сказать, есть первопричина, ибо Он - начало и источник всякого движения… Те, кто ограничивают божественное провидение столь тесными рамками и полагает, будто все творение свободно следует обычному ходу вещей, подчиняясь некоему универсальному закону, несомненно, умаляют Божественную славу и лишают себя чрезвычайно полезного учения. Ведь положение человека было бы весьма плачевным, если бы природное, никем не управляемое движение неба, воздуха, земли и вод обратилось против него. Кроме того, такое мнение означает нечестивое умаление особой милости Божьей к каждому человеку.

Итак, те, кто по праву приписывает Богу славу Всемогущего, извлекает отсюда двоякую пользу. Во-первых, они познают, что Бог обладает огромнейшей способностью к благому деланию: небо и земля находятся в Его владении и управлении, и все твари внимают Его воле, чтобы смиренно подчиниться ей. Во-вторых, они постигают, что можно спокойно положиться на божественную защиту, потому что все, что могло бы причинить нам какой-либо вред, подвластно Ему. Сам Сатана, со всей его яростью и гордыней, обуздан божественной волей, и все, способное помешать нашему спасению, покорно божественным повелениям" .

Кальвин не отвергал созерцания и интеллектуального познания Бога. Но он настаивал, что это созерцание должно находить свое практическое продолжение в земной жизни. Если познание Бога не подталкивает к служению и духовному назиданию других, то оно, по мнению Кальвина, является "непригодным". В его представлении жизнь созерцания должна быть подчинена конечной цели всей земной жизни: "Таким образом, работа, обеспечивая вклад в общее благо, обладает настоящим религиозным достоинством, при этом неважно, насколько важной или неважной она может казаться в глазах окружающих. Божественное намерение относительно человеческой жизни заключается в том, чтобы мы все были вовлечены во взаимное служение" .

Сам Кальвин описывает это так: "Мы должны также, как того требует Бог от каждого человека, на протяжении всей жизни внимательно следить за тем, к чему Он призывает нас в любом нашем поступке. Ибо Господь знает, насколько человеческое сознание разгорячено беспокойством, с какой легкостью оно бросается из стороны в сторону и с какой самонадеянностью и алчностью стремится постигнуть самые разнообразные вещи. Поэтому, дабы своим безрассудством и дерзостью мы не нарушили всего порядка вещей, Бог установил различия между профессиями и образом жизни, предписал каждому его обязанности. А чтобы никто не преступал установленных для него границ, Он назвал каждый образ жизни "призванием" (vocation). Посему каждый на своем месте должен сознавать, что его положение, словно пост, на который он поставлен Богом, что ему не подобает скакать в разные стороны и опрометчиво менять течение своей жизни… Бог судит все наши дела соответственно нашему призванию…".

Кальвинисты не только сохранили лютеранское представление о значимости труда, но и преобразовали реформированную теологию труда в общее представление о божественном намерении относительно порядка в человеческом обществе. "Бог не создавал нас самодостаточными индивидами. Никто в одиночку, сам по себе, не может восполнить свои потребности, даже те, которые поддерживают биологическую жизнь. Мы зависимы от других, - а они, в свою очередь, зависят от нас. Это указывает на то, что в Божьем намерении было создать нас социально зависимыми существами, которые связаны друг с другом сходными потребностями и взаимным служением. Именно "не-самодостаточность" подталкивает нас к созданию общества.

Более того, несмотря на то, что все мы созданы с наличием одних и тех же потребностей, мы не обладаем одними и теми же способностями и талантами. Обладание разными дарами, позволяет каждому человеку занимать особое место в обществе, где эти дары могут быть реализованы для общего блага.

Согласно данному реформированному представлению о труде, человеческая жизнь должна проводиться в обществе взаимного служения и поддержки, где каждый член общества привносит свой вклад в соответствии со своими талантами и, в свою очередь, удовлетворяет свои потребности.

Кальвином был сделан особый акцент на связь между трудом и социальной справедливостью и ответственностью, что нашло свое дальнейшее развитие в последующих трудах английских и американских теологах кальвинистского толка" .

Такое представление человеческого общества дает базис для понимания социальной ответственности. Данные Богом способности и таланты должны служить не для личного обогащения, но использоваться для служения друг другу. Рассматривая вопрос, как это может быть реализовано в земной жизни, в работе "Институты" Кальвин пишет: "Насколько же трудно исполнить долг, обязывающий заботиться о пользе ближнего? Если мы не отбросим заботу о самих себе и не очистимся от плотских похотей, то ничего в этом не достигнем. Ибо кто способен нести служение любви, которого требует апостол Павел, если он не отвергнется себя, чтобы отдать все свои силы на благо ближнего? "Любовь, - говорит апостол, - долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего…" (1 Кор. 13: 4). Поэтому Писание, чтобы нас вразумить, открывает нам, что все, что мы получили по милости Господа, дано нам при условии, что мы передадим это на общее благо Церкви… Чтобы сохранить подобное отношение, нет лучшего и более надежного руководства, нежели слова о том, что все наши дары суть имущество Бога, доверенное нам при условии, что мы отдадим его на пользу другим" .

Тот же принцип лежит в основе устроения Церкви. Новый Завет представляет Церковь как тело, каждый член которого значим: "Тело же не из одного члена, но из многих. Если нога скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не рука, то неужели она потому не принадлежит к телу? И если ухо скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не глаз, то неужели оно потому не принадлежит к телу? Если все тело глаз, то где слух? Если все слух, то где обоняние? Но Бог расположил члены, каждый в [составе] тела, как Ему было угодно. А если бы все были один член, то где [было бы] тело?" (1 Кор. 12, 14-19).

В понимании призвания кальвинисты исходили, прежде всего, из того, что каждый из нас имеет те или иные способности, поэтому обязан найти свое месте в жизни, где эти дары будут максимально реализованы на благо всего общества. Согласно такому представлению устраняется детерминированность социального положения, которое становиться зависимым от самого человека, от наличия у него тех или иных способностей для служения обществу. Положение в обществе больше не рассматривается как неизменный образ жизни, навязанный извне, но как свободно избираемый путь, обеспечивающий максимальную реализацию даров и способностей во благо всего общества. Это нашло свое применение в отмене института рабства, а так же в глобальных социальных преобразованиях того времени.

С момента возникновения индустриального капитализма протестантская концепция труда претерпела изменения, поскольку складывалась в период, когда работа рассматривалась в рамках ограниченно развитой экономики и связанных с этим людских возможностей. "Во времена Лютера и за несколько веков до него, структура общества, его социальное расслоение рассматривалось как установленный Богом порядок вещей, не подверженный изменению, как и сама природа. Данная иерархия общества и положение человека в нем считалось независимым от воли самого человека. Такое понимание структуры общества непременно вел к социальному консерватизму: существующий порядок в обществе должен быть принят по неизбежности, так же как и существующий порядок в природе. Положение человека в обществе рассматривалось как божественное установление, независимое от нашего выбора.

Желание изменить свое социальное положение - из-за амбиций, алчности, отсутствия дисциплины - рассматривалось как акт неповиновения, атака на порядок, установленный в обществе. Было общепринято, что сын наследует положение и профессию своего отца. И это считалось твердым и неизменным установлением от Самого Бога…

Однако, вскоре европейская цивилизация претерпела значительные преобразования, в числе которых - стремительное развитие рыночной экономики, ускоренная урбанизация, технологические новшества, масштабная политическая реорганизация. Перед лицом таких преобразований становилось совершенно очевидно, что структура общества является продуктом человеческой деятельности. Именно тогда была выдвинута идея, что изменениям подвергается не только личность человека, но и сама структура общества, которую необходимо реформировать в соответствии со Словом Божьим.